Спустился Пибоди, механически следуя инструкциям Родэ. На его лице не было страха — на нем вообще ничего не было, так же, как и в его мозгу. Страх улетучился из него вместе со всеми человеческими чувствами. Он стал роботом, который подчинялся приказам, правда, лишь в том случае, когда ему давали тумаков.

Последним спустился Родэ. Его никто не страховал, и последние десять футов он почти пролетел, так как крючья вылетели из расщелины, и он тяжело упал вместе со свившейся в кольца веревкой. Форестер помог ему встать.

— Все в порядке?

Родэ, шатаясь из стороны в сторону, проговорил задыхаясь:

— Крючья, где крючья? Найдите их.

Форестер пошарил в снегу и нашел три. Четвертый куда-то запропастился. Родэ угрюмо улыбнулся:

— Хорошо, что я упал, а то пришлось бы крючья оставить в скале, а они могут нам еще пригодиться. Но вообще надо держаться подальше от скал — они покрыты ледяной коркой, без кошек нам по ним не пройти.

Форестер до глубины души был с этим согласен, по вслух ничего не сказал. Он подобрал веревку, закрепил один конец на поясе, затем посмотрел на ледник.

Зрелище было фантастическим, словно лунный пейзаж, и столь же лишенное жизни и далекое от человека. Глыбы льда были вздыблены громадным давлением снизу и, подвергшись воздействию солнца и ветра, приняли самые гротескные формы. Там были скалы из льда с опасно нависшими карнизами наверху, колонны с подточенным солнцем основанием, готовые в любой момент рухнуть, какие-то взгорбления и повсюду были трещины, частью открытые, а частью — Форестер это хорошо знал — предательски замаскированные снегом. И вот через этот лабиринт они должны были проложить свой путь. Он спросил:

— Какова ширина ледника?

Родэ подумал.

— Три четверти вашей американской мили. — Он перехватил получше ледоруб. — Давайте двигаться, время дорого.

Он шел впереди, прощупывая путь ледорубом. Форестер обратил внимание на то, что он сократил интервалы в их связке и удвоил веревку, и это не предвещало ничего хорошего. Теперь они шли на довольно близком расстоянии друг от друга, и Родэ часто подгонял Пибоди, так как тот постоянно отставал, и веревка то и дело натягивалась. Форестер на ходу нагнулся и зачерпнул рукой немного снега. Он был сухим, как порошок, и не годился для снежка, но все равно, всякий раз, когда Пибоди отставал, Форестер осыпал его снежной пылью.

Путь был извилистым, и они часто заходили в тупик, образованный либо ледяной стеной, либо внушительной трещиной. Приходилось возвращаться и искать места, по которым можно было бы пройти. Однажды, когда они очутились просто-таки в ледяном лабиринте, Форестер совершенно потерял ориентировку и с отчаянием подумал, что им уже никогда не выбраться из этого ледяного ада.

Ноги его занемели, пальцев на них он уже не чувствовал. Сказал об этом Родэ. Тот медленно остановился.

— Садитесь, — сказал он, — снимайте ботинки.

Форестер размотал обмотки и попытался негнущимися пальцами развязать шнурки. Это простое дело заняло у него около пятнадцати минут. Пальцы застыли, шнурки обледенели, а мозг плохо контролировал действия рук. Наконец ему удалось снять ботинки и две пары носков, которые на нем были.

Родэ внимательно осмотрел его ноги.

— Начало обморожения, — сказал он. — Растирайте свою левую ногу, а я буду растирать правую.

Форестер энергично набросился на свою ногу. Первый палец совершенно потерял чувствительность и был белым, как кость. Родэ был совершенно безжалостен — он бешено тер его ногу и не обращал внимания на мольбы и вопли, вырывавшиеся у него от страшной боли. Наконец нормальная циркуляция крови возобновилась, нога была словно в огне. Родэ строго сказал:

— Не допускайте этого впредь. Все время работайте пальцами — представьте, что вы играете на рояле ногами. Дайте-ка мне посмотреть ваши руки.

Форестер протянул ему руки.

— Хорошо, — заключил Родэ. — Но следите за пальцами рук и ног, за кончиками ушей и носом. Трите их все время. — Он повернулся к Пибоди, сидевшему на снегу, как мешок. — А с этим что?

С трудом Форестер всунул ноги в замерзшие ботинки, завязал шнурки и обмотки. Затем он поднялся и помог Родэ снять ботинки с Пибоди. Это было все равно, что обхаживать чучело, — он не мешал и не помогал им, позволяя делать с собой все, что угодно.

Пальцы его ног были сильно обморожены, и они начали их массировать. Через десять минут он вдруг застонал, и Форестер увидел, как в его глазах промелькнула искра сознания.

— Дьявол! — запротестовал Пибоди. — Вы делаете мне больно.

Они продолжали работать, не обращая на него никакого внимания. Внезапно Пибоди вскрикнул и стал вырываться, но Форестер крепко держал его.

— Будьте благоразумны, — прокричал он ему в ухо, — иначе потеряете ноги!

Ему удалось утихомирить Пибоди, и Родэ еще некоторое время тер ему ноги, пока не счел, что опасность миновала.

— Двигайте все время пальцами, — посоветовал он то же, что и Форестеру.

Пибоди стонал от боли, но эта боль, кажется, вывела его из летаргического состояния. Он смог сам надеть носки, ботинки, завязать обмотки. Пока он все это проделывал, с его уст срывался монотонный поток проклятий и ругательств, направленных в адрес гор, Родэ, Форестера и судьбы, которая затянула его в эту переделку.

Форестер переглянулся с Родэ, который слегка улыбнулся и, беря ледоруб, сказал:

— Все. Пошли. Надо выйти отсюда.

Где-то на середине ледника, после нескольких бесплодных попыток пройти дальше, Родэ подвел их к трещине и объявил:

— Здесь мы будем перебираться на ту сторону. Другого выхода нет.

В этом месте был снежный мост, соединивший два края трещины, — хрупкая снежная полоса. Форестер подошел поближе и посмотрел вниз. Дна он не увидел. Родэ сказал:

— Снег может выдержать нас, если мы будем ползти, чтобы распределить вес на большую площадь. — Он тронул Форестера за плечо. — Вы идете первым.

Пибоди внезапно проговорил:

— Я не буду переходить на ту сторону. Что я, сумасшедший, что ли?

Форестер поначалу хотел сказать примерно то же самое, но то, что это сказал такой человек, как Пибоди, пристыдило его.

— Вы будете делать то, что вам говорят, — рявкнул он грубо, ощущая, что адресует эту фразу не столько Пибоди, сколько самому себе, допустившему минутную слабость.

Родэ опять удлинил соединявшие их куски веревки, чтобы каждый мог спокойно преодолеть пятнадцатифутовое пространство, и Форестер подошел к трещине.

— Не на коленях, а по-пластунски, — сказал Родэ.

С внутренним трепетом Форестер лег на живот и извиваясь вполз на мост. Он двигался вперед, вспоминая, чему его учили в армии, и видел, как по краям перемычки осыпается и с шелестом пропадает в пропасти снег. Он был рад тому, что сзади него вилась веревка, хотя понимал, что в случае чего она вряд ли выдержит его, и с еще большей радостью ощутил себя, наконец, на другом краю трещины, где некоторое время лежал, задыхаясь и обливаясь потом. Затем он встал и повернулся.

— Все в порядке? — спросил Родэ.

— Прекрасно, — ответил он и вытер пот со лба прежде, чем он успел замерзнуть.

— К черту! — закричал Пибоди. — Вам не удастся загнать меня на эту штуку.

— Вас же страхуют веревкой с обеих сторон, — сказал Форестер. — Вы не можете упасть. Правда, Мигель?

— Конечно, — подтвердил Родэ.

Пибоди смотрел затравленным зверем. Форестер сказал:

— Ладно, черт с ним. Перебирайтесь, Мигель, и оставьте этого глупца там.

Голос Пибоди дрогнул.

— Вы не можете оставить меня здесь! — закричал он.

— Неужели? — с издевкой сказал Форестер. — Я ведь вас обо всем предупреждал.

— Господи! — произнес Пибоди душераздирающим голосом и медленно подошел к трещине.

— Ложитесь! — скомандовал Родэ.

— На живот! — крикнул Форестер.

Пибоди лег на живот и стал медленно ползти. Его трясло, и дважды он останавливался, когда снег с сухим шорохом обрывался с края моста. По мере приближения к Форестеру его движения участились, он пополз быстрее. Вдруг он не выдержал, встал на четвереньки и почти побежал.